28 июля 2006, 16:12

Музыка третьего тысячелетия

В очередной раз перечитываю «Бурлески, элегии, дифирамбы в презренной прозе» Сергея Михайловича. Вот одна из первых глав:
Утопия о Новом Возрождении
Самой широкой перспективой для музыки будущих веков я воображаю некое Новое Возрождение античной, вообще всей древней, дохристианской цивилизации. Восстановится заново неразрывная связь музыки с философией и с первой сигнальной системой, со сферами планет и сферами чувств, с точными науками и с тонкими движениями души. Обогащённая всеми достижениями второго тысячелетия нашей эры — от органума до сонористики и микрополифонии, — по-новому, свободно возродится вся многообразная шкала ладов: натуральных и темперированных, диатонических, хроматических и четвертитоново-энгармонических. Это и будет музыкально-эстетическим принципом, толчком для свободной фантазии.

Средневековье и Ренессанас культивировали лишь малую часть античных ладов, преимущественно диатонических, к тому же неточно перенятых и названных. Монодия и гетерофония дополняется всем богатством классической и современной фактуры и ритмики. Новый Ренессанс будет лишен догматизма, сухой системной теоретичности и смешных ограничений. Античная музыка умерла. Ее стилизация невозможна: нет оригинала, реальной модели.

Воображение — вот ключ! Но это и стимул к новаторскому творчеству Нового Возрождения.

Новая музыка должна быть шире, разнообразнее, а не беднее, не однотипнее старой.

Сегодня на каждом дворе своя цензура. Одни музыканты сурово запрещают диатонику и тональность. Tonalitt — бранное слово на курсах и фестивалях современной музыки. Критики и менеджеры уже полвека знают эти правила игры. Другие ещё более свирепо клеймят, изгоняют хроматического дьявола, атональность. Тут уж пальма первенства у советских и фашистских властей, начиная с тридцатых годов. «Модернизм», «академизм» — эти злобные словеса поистине беспредметны.

Человек — весьма разносторонее органическое существо. Сердце слева, печень справа, голова, легкие, желудок могут быть изолированы друг от друга только у трупа, а правая и левая рука и нога — у калеки. Зачем ограничивать бесконечный спектр эмоций, мыслей, движений души ради мнимого — притом всеобщего! — единообразия стиля? Что за странный синдром тоталитарного строя (диатонического, хроматического, минималистского, сонорного — какого угодно!) именно в музыке, самом вольным искусстве?

Да, каждый человек, каждый музыкант содержателен в своей индивидуальной очерченности. Но эту индивидуальность не обрисуешь извне, а изувечишь, затушуешь столь простыми запретами на ту или иную ладовую лексику, ритмику, на свободную музыкальную речь. Свое вырастает изнутри как органические свойства натуры, черты лица и характера. Мой нос с чудацкой горбинкой и острый профиль наверняка многим не по вкусу. Но это черты моего лица. Такого рода чёрточки, родимые пятна и непроизвольные странности, вероятно, проросли и в моей музыке, иные — в музыке другого композитора. Сглаживать их я не собираюсь, искусственно гипертрофировать — тем более. А вот не повторяться, искать новые для себя горизонты на необозримом пути Нового Возрождения необходимо каждому из нас. Тогда мы, грешные, хотя бы подготовим почву для грядущих гениев третьего тысячелетия. А оно уже на дворе.

Сергей Слонимский